Вечный порт с именем Юность - Владимир Казаков

– Кто за ножки хватать пытался?

– Ну вот, только это ты и услышал! А на стоянке перед обратным рейсом опять ишачиная работа, да еще смотри, как бы буфетчицы не надули! А вырвешься в город, так все рысью…

– Ладно, Машенька, в следующий рейс я пойду за тебя и повыброшу всех усатых в кепках.

Мария рассмеялась и погладила его по щеке, потерлась плечом о плечо..

– Зря я разнылась. Хорошая у меня работа, Сема! Устойчивой доброты требует. Подустала я малость, пройдет…

Когда они подходили к аэровокзалу, путь преградил штурман из бакинского экипажа.

– Салют, Марго! – с небольшим акцентом поприветствовал он. – Вынужденная стоянка в вашем порту. Есть предложение организовать микроскопический сабантуйчик. Как?

– Отклоняется.

– Отказ во множественном числе? Понятно! – Штурман весело глянул на Семена. – Пусть и коллега осчастливит нас своим присутствием.

– Исключено. Другие планы.

Штурман похлопал по туго набитому портфелю:

– Клад! Последняя серия «Вокруг света»!

У Марии блеснули глаза. Знал смуглый красавец, чем искусить девушку. Уловив ее настроение, он приподнял портфель, как поднос.

– Здесь все для нарушения сухого закона! «Улыбка»! Старый «Мускат»! Проглотим по нескольку капель, а?

– Поощрим? – повернулась Мария к Семену. – Он, знаешь, почему подлизывается – хаты приличной нет. Театр отложим до воскресенья?

– А билеты?

– Расходы за неиспользованные билеты беру на себя, – белозубо осклабился штурман. – Угу?

– Сема, угу?

– Как хочешь, – неохотно ответил он Марии.

– Через полчаса такси у парадного входа! – вытянулся по-военному штурман. – Гут бай!

Вскоре в город мчалась «Победа». Рядом с водителем, небрежно облокотившись на спинку, дымил сигаретой «Кент» рыжий малый с шевроном бортмеханика на рукаве. Сзади расположились штурман, Мария и Семен. Тут же устроилась худощавая блондинка. Семен признал в ней секретаршу командира отряда.

– Гони ко мне, – пропела Мария.

– Может, у меня, – неуверенно возразила секретарша.

– Твоя бабка не потерпит. Ко мне! Налево!

Шофер резко крутанул баранку и проскочил почти под красный сигнал светофора.

…Дом, в котором жила Мария, некогда принадлежал полностью аэропорту. Потом его передали горсовету. Сейчас аэрофлотовцы жили в немногих квартирах. Семен много раз бывал около дома, но к себе Мария его не приглашала. Сидели обычно на лавочке в сквере, скрытой от посторонних взоров густыми кустами акации. И он ценил скромность подруги.

Веселой гурьбой ввалились в подъезд. Мария открыла дверь, и все вошли в скромную и чисто прибранную комнатку. К ней примыкала небольшая кухня.

Семен с удивлением заметил, что штурман хорошо ориентируется в квартире. Он быстро нашел посуду, вытащил из тумбочки свежую скатерть, будто только вчера положил её туда. Выгрузив из портфеля бутылки и пластинки, завел радиолу и пригласил Марию танцевать.

Пять утра.

Мария свернулась калачиком на узкой кровати, подложила под голову ладонь и поглядывала на Семена. Он сидел рядом на стуле, жадно курил, стряхивая пепел на пол, и осматривался, усмехаясь только губами.

– Ты считаешь это нервной разрядкой, Маша, а мне кажется, будто мы искупались в дерьме.

– Давай, Сема, не стесняйся!

Тюлевая штора на окне сорвана. Стол завален пустыми бутылками и огрызками. Лихо прилепленный к потолку окурок висел над радиолой, на диске – половина пластинки. В зеркале туалетного столика отражалась распахнутая настежь кухонная дверь и перевернутая табуретка с помятой фуражкой на ножке. Увидев фуражку, владельца которой он выкинул из квартиры во втором часу ночи, Семен потер ушибленный кулак.

Он много вытерпел на этой пирушке и многому удивился. Бывало, выпивал с ребятами. Не из святых. Знал и женщин, принимавших грубые шутки. Были скандалы. И все равно его поразила пирушка…

Пили стоя, как на дипломатических приемах. Закусывали бутербродами, которые называли «сандвичи». Когда Мария по его просьбе принесла от соседки картошку в мундире, секретарша демонстративно вывалила ее в помойное ведро, обозвав Семена «скотом». Хотелось съязвить, но он промолчал и только стал зорче смотреть на облитые вином руки рыжего, все чаще тянувшиеся к Марусе.

В «час пик», когда хмель набрал полную силу, он перехватил руку рыжего. Немногие терпели рукопожатие Семена, в отряде один Кроткий мог ему противостоять, и он с усмешкой смотрел на гордо вскинутую кудлатую голову и жал до тех пор, пока не увидел бледнеющее лицо соперника и не услышал жалкую просьбу сквозь зубы:

– Отпусти, идиот!

«Рыжий-то ты рыжий, да не тот!» – удовлетворенно подумал Семен. Штурман заметил, что безмолвный поединок далеко не в пользу его товарища, и разрядил атмосферу, предложив танцевать. Семен наблюдал за парами и неожиданно захохотал. Ему вдруг вспомнился московский зверинец, клетка многочисленной семьи макак.

– Индивидуальный номер. Только раз в жизни! Пошире откроем очи – провозгласил штурман и поставил новую пластинку.

Зашипела игла. Вступил оркестр. На середину комнаты выпрыгнула Мария. Маленькая, стройная, с распущенными волосами, она взмахнула руками, как крыльями. Потом закружилась. Она кружилась, юбка поднялась, оголив ноги, и они, два пижона, как зачарованные, уставились в белый омут. Семен медведем поднялся со стула. Поднялся вовремя, потому что вздрагивающие плечи рьяного бортмеханика подались вперед, к Марии…

Вспомнив это, Семен снова потер ушибленную руку.

– Поднимаюсь, – сказала Мария. – Ты поможешь прибраться?

– Хорошо. А встанешь?

– Бабы, как кошки, их шмякнут с высоты, а они все равно – на ноги!

Прибрали комнату молча. До вечеринки Мария для него была только радостью в жизни, она подолгу могла слушать о новых машинах, признавать, что на земле нет приятнее запаха обыкновенного бензина, терпеливо слушать его плохие стихи. Она могла часами фантазировать, выдумывать сказки о его отце, которого он совсем не помнил… Полгода знал ее Семен, но такой, как сегодня ночью, увидел впервые. Это была другая Мария. Ну что ж…

Она будто читала его мысли. Провожая, сказала:

– Если можешь, поверь.

– Часто бывает здесь твой бакинец?

– Ты видел, что он не мой.

– А ты с кем?

– Я устала, и поэтому нет желания тебя ударить. Если любишь, прошлого между нами не должно быть.

– Понимаю, Маша. Дай фуражку бортмеханика. Поручив фуражку, Семен шагнул к двери.

– Пробкин, ты уходишь совсем?

– Да, Пробкин ушел! – сказал он и поднял руку, не то прощаясь, не то защищаясь от шагнувшей к нему девушки.